Комарова А. (2 к. маг.) Христианское восприятие жизни и смерти в произведениях о Великой Отечественной войне

В совершенно особых условиях военного времени, когда ежеминутно человек оказывался на грани между жизнью и смертью, возникало особое отношение к собственному бытию, зарождалось отличающееся от обыденного восприятие основных ценностных категорий, а особенно остро был задан вопрос о «цене» бесценной человеческой жизни. Мысли о жизни и смерти ежедневно наполняли весь быт, всё состояние человека. Именно поэтому наиболее частой темой военной и послевоенной прозы и поэзии, мемуаров и исторических документов является тема смысла жизни как жертвы, тема героизма, подвига, памяти, принятия или непринятия смерти.

Несомненно, в художественных текстах отражался опыт восприятия и понимания авторами (иногда и прошедшими огневые годы на фронте) смысла человеческого существования. Часто эти размышления были близки по содержанию к основным христианским мотивам миропонимания. Христианское отношение к сущности смерти и бытия прекрасно выражено русским философом Н. Бердяевым: «В Евангелии сказано, что нужно больше бояться убивающих душу, чем убивающих тело. Физическая смерть менее страшна, чем смерть духовная. А до войны, в мирной жизни убивались души человеческие, угашался дух человеческий, и так привычно это было, что даже перестали замечать ужас этого убийства. На войне разрушают физическую оболочку человека, ядро же человека, душа его может остаться не только не разрушенной, но может даже возродиться…Тех, кто верит в бесконечную духовную жизнь и в ценности, превышающие все земные блага, ужасы войны и физическая смерть не так страшат» [1].

В этих словах содержится важнейший смысл войны, из-за которого война становится духовным испытанием для народа, и кроме страшных жертв, делает народ сильнее, чище в нравственном, духовном плане, как «серебро в горниле очищенное» (Ис. 48:10). Тяжелые испытания часто становятся фактором объединения людей как единого целого, формируется священная память о героях и жертвах, на которой будут воспитаны следующие поколения, готовые к подвигам для защиты своих святынь.

Чтобы достойно встретить смерть важнейшим событием всегда является индивидуальный подвиг, индивидуальная моральная победа над смертью. Это нравственное преодоление себя, своего естественного страха и стало одной из основных тем в повести Василя Быкова «Сотников». Незримое противостояние нравственных принципов двух главных героев – русских партизан, по внешним качествам так похожих, но совершенно различных внутренними жизненными установками, в одинаковых условиях разворачивается в настоящую трагедию.

Раскрывая проблему морального выбора перед сильнейшим фактором -страхом смерти, автор подводит героев к «той ситуации выбора, который они должны совершить».

 Сущность первого персонажа, крепкого и телом и испытанного в боях армейского старшины Рыбака, выявляется постепенно, неявно, в «процессе самопроявлений». Рыбаку чуждо и непонятно поведение его напарника интеллигентного и «странного» Сотникова, который будучи совершенно больным, вызвался сопровождать Рыбака в непростом походе за продуктами для партизанского отряда просто потому, что «никто больше не пошел». Для него странной является и защита перед полицаями уже обессиленным Сотниковым плененной по их вине многодетной матери Демчихи; он думает о том, что только упрямство характера стало причиной жертвенности Сотникова: «как в жизни, так и перед смертью у него на первом месте твердолобое упрямство, какие-то принципы, а вообще все дело в характере, так понимал Рыбак. Но ведь кому не известно, что в игре,  которая  называется  жизнью чаще с выигрышем оказывается тот, кто  больше  хитрит» [2].

Даже возвращаясь к раненому Сотникову, Рыбак думает не о помощи товарищу, а о том, как он ответит за него перед партизанами, если не вернется за ним. Действуя не от искренних побуждений, а втайне надеясь спасти свою собственную жизнь, он надеется, что Сотников умрет от ран, и тогда «его, Рыбака, шансы, значительно улучшатся» [2]. Естественное для человека самосохранение, желание жить и страх перед смертью затмевают для Рыбака все остальные нравственные принципы: «Он хотел жить! Он еще и теперь не терял надежды, каждую секунду ждал случая, чтобы обойти судьбу и спастись. Сотников уже не имел для него большого значения. Оказавшись в плену, бывший комбат освобождал его от всех прежних по отношению к себе обязательств. Теперь лишь бы повезло, и совесть Рыбака перед ним была бы чистой - не мог же он в таких обстоятельствах спасти еще и раненого» [2]. Страх смерти для Рыбака даже облекается в материальные формы: «Будто во сне, предчувствуя, как сейчас окончательно рухнет и рассыплется вся его жизнь, Рыбак переступил порог и вперся взглядом в могучую печь-голландку, которая каким-то недобрым предзнаменованием встала на его пути. Ее крутые черного цвета бока всем своим траурным видом напоминали нелепый обелиск на чьей-то могиле» [2].

Эти череда маленьких по форме, но таких значительных для души самого Рыбака предательств приводят к предательству явному, совершенному им только ради одного - ради спасения своей физической жизни. «Но он шел на эту игру, чтобы выиграть себе жизнь - разве этого недостаточно для самой, пусть даже отчаянной, игры?» [2]. Смирение, с которым в конце принимает Рыбак свое положение («ничего уже не поделаешь - такова судьба»), свидетельствует о том, что смерть все-таки наступила, только смерть духовная.

Совершенно другой путь духовного возрастания, восхождения к самопожертвованию проходит Сотников. Он не предстает перед нами неким идеализированным героем, бесстрашным и готовым на подвиг, наоборот, автор нарочито показывает физическую слабость, немощь, естественный страх перед небытием, перед физической смертью: «А тут всего двадцать шесть, хотелось бы еще немного пожить на земле. Не столько страшно, сколько противно ложиться зимой в промерзшую яму...» [2]. Но страх перед физическими мучениями отступает из-за особой духовной живучести Сотникова, его неуклонного следования нравственным принципам. Единственной мыслью, мучившей его на протяжении всего мучительного времени ареста и даже перед виселицей, это было чувство вины за неповинных Демчиху и девочку Басю, за их сгубленные жизни.

Л. Лазарев говорит о том, что «для писателя то неожиданное чувство, с которым Сотников уходил из жизни, стало открытием новой, высшей ступени человечности. Задумавшись над природой этого чувства, Быков закономерно пришёл к мысли, что даже готовность к самопожертвованию не даёт права не считаться с чужой жизнью, что человеческая жизнь представляет собой абсолютную ценность» [3].

Появляется и еще одно характерное для военного времени понятие «достойной» смерти от пули в бою, с оружием в руках, а не в плену в бессилии и невозможности отстоять свою честь. Сотников жалеет об этой «достойной» смерти.

Э. Юнгер выделял особое состояние «метафизической неуязвимости на войне», когда человек становится духовно выше физической смерти: «Когда борьба идет на духовном плане, смерть принимают в расчет как один из элементов стратегии. Человек становится неуязвимым: мысль о том, что враг может уничтожить его физически, пугает его меньше всего...» [4].

Именно это духовное преодоление себя возвысило Сотникова над физическими обстоятельствами: «на первый взгляд это казалось странным, но, примирившись с собственной смертью, Сотников на несколько коротких часов приобрел какую-то особую, почти абсолютную независимость от силы своих врагов. Теперь он мог полной мерой позволить себе такое, что в другое время затруднялось обстоятельствами, заботой о сохранении собственной жизни, - теперь он чувствовал в себе новую возможность, не подвластную уже ни врагам, ни обстоятельствам и никому в мире» [2]. Духовное возрождение победило смерть физическую. Здесь уместны слова из Пасхального канона «Смертию смерть поправ».

Подводя для себя итог, Сотников обращается к христианской теме жертвенности (ведь не случайно в последнюю ночь перед казнью ему снится отец, произносящий слова из Библии о «вечной торжествующей справедливости»): «Но те, кто только и жаждет любой ценой выжить, заслуживают ли они хотя бы одной отданной за них жизни? Сколько уже их, человеческих жизней, со времен Иисуса Христа было принесено на жертвенный алтарь человечества, и многому ли они научили это человечество? Как и тысячи лет назад, человека снедает в первую очередь забота о самом себе, и самый благородный порыв к добру и справедливости порой кажется со стороны по меньшей мере чудачеством, если не совершенно дремучей глупостью. Свою смерть, какой бы она ни была, он должен встретить с солдатским достоинством - это стало главною целью его последних минут» [2].

Тема смерти отражена и в мыслях тринадцатилетней еврейской девочки Баси, которая, по несколько дней голодая, просила смерти: «Так больно было, что помереть хотела. Просила и маму и Бога - смерти просила» [2]. Смерть для Баси - избавление от земных страданий, и даже перед самой казнью она не понимает происходящего, она не боится смерти, ей не страшен этот переход.

Таким образом, глубокое осмысление сущности жизни и смерти приводил писателей к христианскому осознанию Вечности через преодоление физической смерти, через победу над страхом смерти и надежды на то, что смерть не имеет силы над духовной сущностью человека.

Список литературы

1.    Бердяев Н. А. Судьба России. —М.: АСТ, 2005. С. 248-249; 247.

2.    Быков В. Сотников / Предисловие В. Оскоцкого. — М.: Детская литература, 1982. С. 7—10. — 175 с.

3.    Лазарев Л. На всю оставшуюся жизнь // Литература и современность. Сборник 24-25. Статьи о литературе / А. Коган. — М.: Художественная литература, 1989. С. 69. — 622 с.

4.    Юнгер Э. Из философской прозы // Иностранная литература. 1991. № 11. С. 213.